Немецкий конкретизм и русская неофициальная литература

Деятели андеграунда советского времени, выбравшие автономное существование от подцензурной художественной среды в СССР, свое положение осмысляли как двойной разрыв – как с дореволюционной и революционной культурой Советской России 1920-х годов, так и с мировой культурой. Своей миссией многие из них видели не только осмысление, но и преодоление этого разрыва, воссоздание преемственности по отношению к предшествующей им отечественной культуре и синхронизацию с современными им мировыми художественными процессами. Важную роль в решении последней из перечисленных задач играло знакомство деятелей неподцензурной культуры 2-й половины ХХ века с поэзией конкретизма, прежде всего конкретизма немецкоязычного, ставшего известным благодаря проникающей за «железный занавес» информации об этом стилевом течении современной литературы благодаря антологиям поэтов-конкретистов и немногим их переводам на русский язык, выполненных, как правило, якобы с целью дискредитации «буржуазного искусства». При этом одним из сложных вопросов для исследователя этих процессов является различение случаев непосредственного влияния поэтических текстов и манифестов конкретистов на творчество неофициальных авторов в СССР – и собственные поиски поэтов литературного андеграунда, которые были типологически родственны поискам их западных коллег и независимо от них давали схожие результаты.
Разнообразные формы как творческой рецепции, так и самостоятельных поисков в области конкретной поэзии продемонстрированы в настоящей статье на примере творчества целого ряда неподцензурных поэтов советского времени, в том числе ленинградских поэтов круга «Малой Садовой» (В. Эрль, Л. Аронзон), «Лианозовской школы» (Г. Сапгир, И. Холин, Вс. Некрасов), а также авторов, чьи опыты были собраны в 1985 году под обложкой первой антологии русскоязычной конкретной поэзии (А. Очеретянский, В. Барский, В. Бахчанян, А. Кондратов) и др.